Глава 2

Германию и ее вооруженные силы возглавляли дураки?

 

Действительно ли Гитлер и все руководство Германии и ее войск были такие дураки, как уверяет Суворов и как многим хотелось бы верить?

Основной тезис Суворова: "немцы были полными профанами в области стратегии, потому и проиграли". В этой главе, как, впрочем, и в последующих, мы попытаемся поставить этот тезис под сомнение.

Итак, вот суворовский панегирик Сталину, "победителю Германии":

"Когда в 1933 году товарищ Сталин подарил Гитлеру ключ от Германии, знал Величайший Хитрец всех времен и народов, что нормальные люди, нормальные страны и правительства на союз с Гитлером не пойдут, знал, что против Гитлера объединится весь мир. знал, что защищать Гитлера не посмеет никто. "Ледокол Революции" был задуман гением и сработан на удивление грядущим поколениям." ("Последняя Республика", глава 10, "Когда была создана антигитлеровская коалиция?")

Автор сего панегирика творцу "Ледокола Революции" явно позабыл указать, что "Ледокол" почему-то развернулся в другую сторону, и его создатель едва не погиб под ударами своего "чада". Неужели это говорит о предусмотрительности создателя?

Но главное здесь даже не в этом.

Прежде всего, запомним, что германский социализм был не просто социализмом, а национал-социализмом, т.е., попросту говоря, в нем большое значение имело, какой ты "нации" или "расы" – в отличие от, скажем, интернационал-социализма (коммунизма), царившего в Советском Союзе, где никому даже в мыслях не приходило отмечать, что вот-де Сталин по национальности "грузин" (или "осетин"), Молотов – "русский", а Тимошенко – "украинец".

Раскроем книгу Раймонда Картье "Тайны войны (По материалам Нюрнбергского процесса)", и внимательно прочтем вот эти весьма красноречивые абзацы:

"Представление Гитлера о внешнем мире также находит отражение в документах Нюрнбергского процесса. Они показывают, как Гитлер расценивал и взвешивал своих партнеров и противников, с которыми ему приходилось считаться, и как в результате он учитывал свои шансы на успех.

Прежде всего у него было колоссальное представление о Германии. В силу своего характера, он подходил к каждой проблеме с военной точки зрения и в конечном итоге сводил все суждения и оценки к подсчету военной силы. И потому воинская доблесть германского народа была для него решающим фактором. “Мы, немцы, не только наиболее многочисленны (в Европе), но мы и качественно лучшие, — говорит он. — Каждый германский пехотинец лучше любого французского”." ("Предисловие автора")"

Ну чем не образец расистского бреда?

"Японии Гитлер не доверял: “Нельзя, — говорил он, — слишком полагаться на Японию. Надо остерегаться ее измены”. И при этом он был невысокого мнения о качестве японской армии. Он послал в Токио свои советы насчет осады Сингапура. “Император Японии, — добавлял Гитлер, — мягкое, безвольное существо, лишенное авторитета; он напоминает последнего русского царя, и его может ожидать та же участь”."

Вот действительно смешно. Даже школьникам известно из учебников, что Японией с давних времен правил не император, а выборный руководитель (сегун). Правда, уже в 19 веке институт сегунов был отменен, но это не означает, что страной стал править император: просто изменилась система выборной власти.

"Зато Гитлер переоценивал Италию. Мы увидим в дальнейшем, почему и каковы были, роковые для Германии, последствия этой ошибки.

Но он был далек от недооценки русской мощи. Наоборот. Громадность пространств и неисчерпаемость ресурсов России ему импонировали. “Главная опасность, — повторял он неоднократно, — заключается в колоссальной массе России”. Он отлично сознавал преимущества России в воздушной войне, благодаря дальности дистанций и рассеянности ее объектов. И он очень опасался массовых налетов русской авиации на скученные города и индустриальные центры Германии, прежде всего на Берлин и на румынские нефтяные промыслы.

“Если бы дело шло только о наземных армиях, то можно бы не бояться СССР, но при сильной авиации он представляет серьезную опасность”." (Id.)

(Согласен, что Раймонд Картье даже в фантастическом романе о его жизни не мог бы ознакомиться с "Ледоколом" Суворова. Его слова о "массовых налетах русской авиации на скученные города и индустриальные центры Германии, прежде всего на Берлин и на румынские нефтяные промыслы" в свете "Ледокола" звучат чуть-чуть наивно, ибо речь шла отнюдь не о "налетах", но о полномасштабном "освобождении" Европы. Но это уже немного другая тема).

"Что думал Гитлер об Англии, которой он приписывал такое значение?

Он относился к английскому народу с большим уважением. В своей речи 5 ноября 1937 года (документ 1871 Р.S.) он говорит: “Это народ твердый, упорный и мужественный. Это опасный противник, особенно в обороне. Он способен к организации, любит рисковать и имеет вкус к авантюре. Это народ германской расы, который обладает всеми ее качествами”." (Id.)

(...и к тому же народ "германской расы"! Да!)

"Для характеристики германских амбиций существует свидетельство, еще более ценное, чем документ 1017 P.S.: собственные слова Гитлера.

Это было 16 июля 1941 г., во время большого совещания по вопросам реорганизации Восточных областей (документ L. 221). Германские танки были уже в Ельце, — приближаясь к Москве. Русские армии поспешно отступали. Победа была почти в руках и фюрер говорил с авторитетом триумфатора.

Он начал с того, что разнес один французский журнал правительства Виши за его “бесстыдную наглость”: журнал осмелился написать, что война в России должна вестись ко благу всей Европы, как целого. Он, Гитлер, хотел, чтобы война велась ко благу Германии и больше никого.

“Мы не должны, — сказал он, — опубликовывать действительные наши цели, но мы должны знать точно, чего хотим.

Надо действовать так, как мы действовали в Норвегии, Дании, в Бельгии и в Голландии. Мы объявим, что мы вынуждены оккупировать, управлять и умиротворять; что это делается для блага населения; что мы обеспечиваем порядок, сообщение, питание. Мы должны изображать себя освободителями.

Никто не должен догадываться, что мы подготовляем окончательное устройство, но это не мешает нам принимать необходимые меры — высылать, расстреливать — и эти меры мы будем принимать.

Мы будем действовать так, как будто мы здесь только временно. Но мы-то хорошо будем знать, что мы никогда не покинем этой страны”.

Прежде всего надо было окончательно укрепить прочность Великого Райха.

“Никогда в будущем, — заявил Гитлер, — не должно быть допущено образования военного могущества к западу от Урала, даже если бы нам пришлось бороться 100 лет, чтобы помешать этому. Все мои преемники должны знать, что положение Германии прочно лишь постольку, поскольку к западу от Урала нет иной военной державы. Наш железный принцип отныне навсегда будет заключаться в том, что никто другой, кроме немцев, не должен носить оружие.

Это главное. Даже если мы найдем нужным призвать подчиненные народы к несению военной службы, — мы должны от этого воздержаться. Одни немцы смеют носить оружие и никто больше: ни славяне, ни чехи, ни казаки, ни украинцы”.

Хм... Воздержимся пока от комментариев.

"Затем Гитлер перечислил те земли, которые по праву военной добычи должны принадлежать Германии.

Крым:

“Крым должен быть очищен полностью от своего теперешнего населения и заселен исключительно немцами. К нему должна быть присоединена Северная Таврия, которая также войдет в состав Райха”.

Часть Украины:

“Галиция, принадлежавшая бывшей Австрийской Империи, должна стать частью Райха”.

Прибалтика:

“Все балтийские страны должны быть включены в состав Райха”.

Часть Поволжья:

“Область Поволжья, заселенная немцами, также будет присоединена к Райху”.

Часть Закавказья:

“В Баку мы образуем германскую военную колонию”.

Кольский полуостров:

“Мы сохраним за собой Кольский полуостров ради рудников, которые там находятся”.

Никто не осмелился возражать, даже Геринг. Три месяца назад он обратил внимание фюрера на то, что долгая оккупация столь обширной страны, как Россия, явится непосильным бременем для Германии. Теперь он молча принимал этот безумный план экспансии и завоеваний. Итак, Прибалтика, Галиция, Крым с Северной Таврией, Баку, низовье Волги, Кольский полуостров — входят в состав Германии; вся остальная Россия, в том числе и Азиатская, разделена на вассальные государства, которые должны держаться в повиновении при помощи военной силы Германии. Далее — вся центральная Европа. Все побережье Северного моря с Данией, Голландией, Бельгией и Северной Францией. Затем колонии. К этому еще цепь баз и опорных пунктов, список которых найден в одном из документов Министерства Иностранных Дел: Трондхейм и Брест, которые должны были навсегда остаться германскими военными портами, Дакар, Канарские острова, Святая Елена, Коморские и Сейшельские острова, Св. Маврикии, Занзибар... Такая империя превосходила все самые безумные и эфемерные образования, какие знает история. Она далеко превышала силы Германии, даже победоносной, и не могла быть прочной в силу закона природы, который не допускает чудовищ. И окружение Гитлера, — среди которого были и люди интеллигентные, образованные и со здравым умом, — слушало, соглашалось и аплодировало."

Вновь без комментариев.

"Геринг, однако, хотел знать, какие территории обещаны союзникам Германии. Гитлер нахмурил брови. Ему не хотелось что-либо уступать. Ему казалось, что у него это крадут.

“Ничего определенного не обещано ни словакам, ни венграм, ни туркам."

Тем самым туркам, которые держали на границах Советского Союза 17 дивизий и тем самым сковывали 25 советских, не давая им участвовать в войне против Германии.

"Антонеску заявляет претензии на Бесарабию и Одессу. Наши отношения с Румынией хороши, но никто не может знать будущего и мы не должны преждевременно намечать границы.

Финны хотят Восточную Карелию, но они не получат Кольского полуострова, который мы оставляем себе. Они также требуют район Ленинграда: я снесу до основания Ленинград и отдам им территорию”." (XV. "Поражение немцев под Москвой")

Итак, уже из одного этого очевидно, что Гитлер и некоторые начальники из германского командования и государственной верхушки были в такой мере законченными расистами, что всецело полагались на свои силы: говоря чрезвычайно просторечным языком, "мы 'круче' всех, а вы (союзники) ` полный 'ништяк'". Что из этого вышло – известно всем.

В этом смысле Германию возглавляли глупцы, но не более того (еще вот какой интересный вопрос: если бы все территории одной только России заселять немцами и австрийцами, то ведь ни тех, ни других просто не хватило бы! Не привыкли немцы и австрийцы жить так рассеянно).

Если бы Япония правильно оценила свои силы, не погналась бы за сиюминутными целями вроде Тихого Океана, и возымела бы намерение поддержать союзника и взять у Советского Союза реванш, то война закончилась бы весьма скоро – дележом Советского Союза между победителями, либо, в крайнем случае, не таким сокрушительным поражением обеих стран.

Цитируем Картье далее:

"Начало кампании развивалось легко. Боеспособность русских армий была слабой. Целые соединения сдавались в плен почти без сопротивления. Один из подчиненных Гудериана, генерал Шалль, докладывает, что пленные говорили с радостью: “Вы пришли освободить нас от большевиков” и они горько жаловались на политических комиссаров. Потери в машинах были незначительны, благодаря сухой погоде, а потери в людях — невелики, так как русские не хотели сражаться."

Тут бы немцам и радоваться! Объявить: "мы освобождаем вас от коммунистов, отныне вы свободные люди, воюйте с нами против них!" От слов к делу: смягчить свой режим повсюду на завоеванных территориях в Европе, одновременно не устанавливая такого же режима (т.е. того, что до недавнего времени был в Европе) в Советском Союзе – хотя бы потому, что "родной" советский режим был гораздо хуже всякого нацистского.

Вместо этого немецкие гауляйтеры и их подручные вели себя ничуть не лучше тех самых коммунистов, от которых и советские солдаты, и население просили их освободить, и после ухода которых население встречало немцев хлебом-солью.

"15 июля, менее чем за месяц с начала войны, немцы достигли Ельни, в трехстах километрах от Москвы.

Гудериан потребовал бензин и запасные моторы, но получил лишь приказ остановиться.

“Это было, — говорит он, — большой неожиданностью. Перед нами был разбитый и дезорганизованный неприятель. Наступила сильная жара, но почва была хороша для танков и войска горели воодушевлением. Они рвались к Москве.

“Я видел Гитлера дважды, 3 и 25 апреля, но наш разговор касался только технических вопросов. Я встретил Гальдера в Рославле и мы говорили о ходе войны. Он объяснил мне причину нашей остановки. Командование армией хотело овладеть Москвой, — узлом коммуникации и политическим центром врага. Но фюрер хотел иметь сперва Киев и Украину. Целый месяц ушел на совещания о целях кампании”.

Неудивительно, что "фюрер хотел иметь сперва Киев и Украину". Кто же хотел бы получить удар в спину от советских армий, все еще базировавшихся там? К тому же на Украине было множество советских военных заводов, которые надо было захватить и использовать против врага. Или надо было позволить врагу прийти в себя, вооружиться за счет этих самых заводов и напасть с тыла?

Тут Гитлер был определенно прав, запретив Гудериану быстрое наступление и приказав сначала взять Украину.

"Успех большой битвы в районе Минск — Барановичи ввел Гитлера в заблуждение. Удачная операция, десятки тысяч пленных и захваченная несметная добыча внушили ему мысль, что стратегическая цель уже достигнута: боевая мощь русской армии сломлена. Москва, географическая цель, являлась плодом, с которым не было надобности спешить. Точно так же рассуждал он в июне 1940 г., когда дал приказ пренебречь Парижем в том случае, если бы французы пытались его защищать."

Но в том-то и дело, что Париж – громадный город с довольно сильным гарнизоном, и взять его не так-то просто. Вот блокировать, как Ленинград – другое дело. А парижский гарнизон сдался сам, и никаких проблем не возникло.

"Остановка в районе Смоленск — Ельня была ознаменована, — по свидетельству генерала Шалля, — изменением поведения русских. Они перешли к контратакам. Эта реакция была слабой, несвязной, неловкой, но яростной. Тон военнопленных тоже изменился: “мы, — говорили они, — патриоты и защищаем нашу землю”. Затем они добавляли: “у нас нет больше комиссаров. Теперь дело пойдет лучше”.

Центральная группа армий двинулась дальше только в начале октября. Начались дожди. Земля, твердая летом, обратилась в море грязи. Люди и моторы изнемогали от усилий. Продвижение вперед требовало подчас от танковой армии половины запасов горючего.

Армия достигла Брянска и подошла к Орлу. И вдруг 30 ноября внезапно пришла зима. Термометр показывал 20° ниже нуля.

“В этот день, 30 ноября, — рассказывает Гудериан, — Гальдер принес нам приказы. Высшее командование, несмотря на крутой мороз, все еще называло кампанию “осенней”. Были указаны цели: Москва и Волга у Горького. Это означало поход в 400 километров по ужасным дорогам. Материальные условия, в которых в это время находилась армия, не позволяли выполнить такой поход. Зимняя одежда еще не была получена; снабжение питанием не было обеспечено, так как в тылу хозяйничали партизаны; люди были изнурены."

Вот одна из ошибок германского командования. С зимней одеждой надо было поторопиться, как и с зимним топливом и смазкой.

"Все генералы, присутствовавшие на конференции, были в ужасе и смятении.

Я отправился к фон Боку. Он разделял мои опасения. Он вызвал к телефону Браухича и изложил ему мои и его собственные возражения. Я присутствовал при разговоре и вынес впечатление, что Браухич был не один и говорил не от себя.

Наступление было назначено на 2 декабря. Оно было отложено на 2 дня из-за морозов и состояния дорог и началось 4 декабря. Танковые армии Рейнгардта и Гепнера вели наступление к северу от Москвы, моя армия — к югу от нее. К несчастью, в центре 4-я армия не двинулась вперед, может быть, вследствие своего состояния.

В самый день наступления термометр упал с минус 20 на минус 40 градусов.

Страдания войск были невыносимы. Масло в орудиях замерзло и они перестали действовать. 5-го декабря после полудня все армии без приказания и без сговора прекратили движение”."

Вот последствия этой ошибки.

"Нет ничего более драматического в военной истории, чем этот страшный удар мороза по движущейся армии. Германская армия была одета в свои обычные шинели и сапоги и не имела к этому ничего, кроме шарфа на шею и перчаток. В тылу армии все паровозы замерзли. На фронте орудия и ручное оружие отказывались служить. По словам генерала Шалля, танковые моторы приходилось целыми часами разогревать, чтобы пустить их в ход.

Русские солдаты были одеты в полушубки и валенки и имели все необходимые средства против замерзания оружия. И тем не менее они тоже страдали... Контратака, предпринятая ими 7 декабря, не имела успеха, несмотря на то, что германская армия была заморожена."

Что лишний раз доказывает "несравненное качество" русско-советской армии.

"Гитлер, находившийся в Восточной Пруссии, в сотнях километров от поля битвы, приказал возобновить движение на Москву.

Еще одна ошибка. Обороняться всегда проще, чем наступать. Следовало занять оборону, укрепиться на занятых территориях, дождаться зимней одежды, топлива и смазки, после чего продолжать наступление.

“12 или 14 декабря,— рассказывает Гудериан, — я отправился к Браухичу. Я был в подавленном состоянии. Умолял его поставить фюрера в известность о подлинном состоянии армии. Браухич обещал, но у меня создалось впечатление, что он впал в немилость и что ему было просто невозможно передать мои сообщения Гитлеру.

16 декабря я просил генерала Шмундта, первого адъютанта фюрера, навестить меня в моей главной квартире в Орле. Шмундт был поклонником Гитлера, но честным и добросовестным человеком. Я сказал ему всю правду и мне удалось его убедить. Он взял телефонную трубку и несколько раз пытался соединиться с Гитлером. Но расстояние было слишком велико и линии были в плохом состоянии. Разговор не мог состояться.

Тогда я решил сам отправиться к Гитлеру. Я был одним из немногих генералов, которые могли себе позволить такую смелость. Гитлер несколько раз давал мне аудиенции и он меня всегда выслушивал, даже когда и не следовал моим советам.

Я отправился самолетом в Восточную Пруссию в страшный холод и прибыл туда 20 декабря. У меня было с фюрером три разговора, которые длились в общем пять часов. Я описал ему состояние армии перед Москвой и пытался убедить его, что армии не в состоянии сделать то усилие, которое от них требовалось. Я ему сказал, что мы стоим перед разгромом, не от неприятеля, но от холода. Я убеждал его отменить наступление, очистить занятую территорию, ибо мы не могли ее удержать, и отвести войска на зимние квартиры, обратив танки в блокгаузы. Я уверял его, что это единственный способ спасти армию и обещал ему, что мы возьмем Москву весной."

Здесь на все 100 прав был уже Гудериан, а не Гитлер.

"Гитлер отказался верить картине, которую я ему нарисовал. Он упрекал меня в том, что я веду себя, как все остальные генералы: слишком забочусь о своих людях и своих танках. Он был впрочем сильно раздражен против высшего командования и не скупился на злобные выражения по адресу Браухича. Но, сказал он, он хочет Москву и он будет ее иметь"

Да, "фюрер" был ко всему прочему и самодур.

"Он продиктовал мне новые приказы о наступлении, которые я привез с собою.

Морозы так дезорганизовали армию, что приказы фюрера не могли быть исполнены. Русские производили контратаки, поскольку могли; хотя они сами сильно страдали от холода, однако, им удалось поставить в опасное положение наши передовые части, которые были отброшены и окружены. Наши связи были прерваны и аппараты передачи выведены из действия, вследствие снега и холода. Потери наши были огромны, так как самое легкое ранение означало смерть. Битва повсюду остановилась сама собою, без приказания несмотря на усилия начальников."

Вот что испытала германская армия из-за неразумности высшего командования.

"Браухич был смещен с командования накануне Рождества. Его преемник, маршал фон Крюгер, сообщил ОКВ 25-го декабря, что я отказался выполнить приказы фюрера и я был тотчас же отставлен от командования моей армией."

Гудериан поступил принципиально, как и подобает настоящему офицеру. Нет связи (как и в советской), и все пошло прахом.

"Пять дней спустя Шмундт прибыл в Орел и привел доказательства, что я сделал все возможное, чтобы выполнить мой долг. Он сделал доклад Гитлеру, но это было слишком поздно: я уже вернулся домой.

Приказ об отступлении, который я тщетно просил у фюрера 20 декабря, был дан в начале января. Армия отступила на сотню километров, но потери, которые она понесла, никогда не могли быть восстановлены”.

Таков рассказ Гудериана. Кайтель заявляет со своей стороны, что остановка германской армии была вызвана внезапным наступлением резких холодов, и Иодль также говорит об атмосферической катастрофе, которая разбила все твердые решения."

И все из-за желания "фюрера" наступать. Еще не поздно было занять оборону и дождаться полного подвоза зимней одежды и прочего, но нет, взять столицу любой ценой!

В общем, "Оперативно-стратегический аврал наоборот" (о настоящем "аврале" читайте ниже, в главе 14, "Выдающиеся советские полководцы", или "Оперативно-стратегический аврал").

"С тех пор как существуют военные, они охотнее признают победу стихий, чем противника. Германские генералы придают очень много значения тому факту, что русские войска ободрились, а также прибытию на фронт 7 декабря сибирских войск. И тем не менее правда, что главным победителем под Москвой был мороз. Термометр спускался до минус 50°. Для германской армии, так плохо одетой, мороз был самым убийственным противником и самым непреодолимым препятствием.

Эта битва за Москву была кульминационным пунктом всей войны, Сталинграду ошибочно приписывается эта роль. Ибо Сталинград, несмотря на все свое значение, был лишь следствием. Причиной всего была Москва.

В декабре 1941 г., при этом драматическом вмешательстве морозов, Адольф Гитлер потерял не только победу, но и орудие своих побед. Это не было сразу понято, недостаточно оценено еще и сейчас. Но история этой войны, конечно, в свое время осветит этот факт, который объясняет все последующее." (XV. "Поражение немцев под Москвой")

Но даже и здесь, в обстановке, близкой к катастрофе, Вермахт мог бы одержать победу. Уместно напомнить, что спасли Москву дальневосточные дивизии, отведенные от мест своей дислокации, что окончательно ослабило бы восточные границы Советского Союза в ситуации, если бы Япония все же напала в декабре 1941 года, вместо того, чтобы 7 декабря напасть на Америку. Под ударами с двух сторон Советский Союз продержался бы максимум год.

Но спросим себя: если бы японцы напали, скажем, в июле 1941 года, вместо того, чтобы нападать на Америку в декабре того же года, то сколько дальневосточных дивизий спасало бы Москву?

Правильный ответ – 0.

Доказательство: Турция держала на южных границах Советского Союза 17 дивизий, тем самым вынуждая Советский Союз держать для обороны юга 25 дивизий, которые в случае более миролюбивых намерений Турции могли бы участвовать в боях против Вермахта.

Но это у Турции – 17 дивизий для сковывания 25 дивизий врага, а сколько у Японии было – для полновесного нападения (реванша)?

Думается, понятно, что несмотря на весь национализм, расизм и нежелание Германии делиться с союзниками (как сказано выше, "мы 'круче' всех, а вы... ", ну и так далее), почти ничего не было бы потеряно для гитлеровского режима – даже невзирая на описываемую выше медлительность и нерешительность, на "атмосферическую катастрофу" и жестокую нехватку зимней одежды, топлива и смазки – если бы японцы напали с востока. Сибирские армии не смогли бы спасти Москву, после чего военные задачи и Вермахта, и японской армии значительно облегчились бы.

Далее Япония могла бы приступить к планомерному завоеванию всего Китая, с помощью части германских войск, и, возможно, перешедших на сторону врагов ("перековавшихся") войск Советского Союза.

Вот какую возможность (для себя) упустили японские милитаристы, напав на Соединенные Штаты Америки. Отнесем это на счет их глупости и трусости.

Теперь перейдем к теме данной главы. Напомним, Германия начала активно вооружаться только начиная с 1933 года, т.е. с момента прихода к власти гитлеровского "Ледокола", изобретенного советскими коммунистами, и уже по одному этому не могла быть более милитаризована, чем Советский Союз. Далее, "милитаризоваться" – это еще не все, нужны еще ресурсы. Разные. Для того немцы и начали "объединение" Европы (понятное дело, что лучше бы они не делали этого насильно. Но что делать, тогда еще не существовало НАТО), а после того приступили к разработке операции "Барбаросса". Далее нужны планы военных действий и по крайней мере неглупые полководцы для их разработки и претворения в жизнь.

Но и это еще не все: самые хорошие планы вкупе с ресурсами и милитаризацией. Нужны еще умные союзники, и вот с главным из союзников – с Японией – Вермахту не повезло, как справедливо пишет об этом Суворов в "Последней республике", глава 8, "У кого союзники лучше":

"У Гитлера тоже были союзники: Япония, Италия, Румыния, Венгрия, Финляндия.

Самый главный и сильный союзник – Япония. Но чем Япония могла Гитлеру помочь? Нефтью? Япония сама задыхалась от нехватки нефти. Японские линкоры и авианосцы простаивали на приколе по этой простой причине. Помочь другими стратегическими материалами? Но Япония вступила в войну именно ради того, чтобы этими материалами себя обеспечить. Как еще могла Япония помочь Гитлеру? Реальная возможность: напасть вместе с Германией на Советский Союз, оттянуть часть советских сил на Дальний Восток. Но Гитлер напал, а Япония воздержалась. В самый драматический момент войны, когда Гитлер стоял у стен Москвы, было крайне необходимо предотвратить переброску свежих советских дивизий с Дальнего Востока под Москву. Для этого от Японии Гитлер ожидал хоть какой-нибудь активности. Но Япония такой активности против советских границ не проявила. Наоборот, Япония развернула свой флот в противоположную сторону и внезапным ударом 7 декабря 1941 года начала войну против США и Британии."

В то время как надо было бить по самому уязвимому в тот момент противнику – Советскому Союзу, и только потом приступить к разработке всех прочих вариантов.

Еще раз напоминаем иному читателю, что настоящая книга НИ В КОЕЙ МЕРЕ НЕ является политической, и разбор ситуаций осуществлен лишь с ВОЕННОЙ точки зрения.

"В самый важный момент, когда началось первое успешное советское контрнаступление под Москвой в декабре 1941 года, Япония нанесла удар в противоположном направлении – по Перл-Харбору. Для Сталина это был праздничный подарок – до 7 декабря 1941 года Сталин перебрасывал войска с Дальнего Востока в сомнении, а вдруг японцы ударят. Теперь Сталин мог ничего больше не бояться.

Гитлер, чтобы поддержать Японию, в порыве солидарности тоже объявил войну Америке. Война против США Гитлеру была вообще не нужна, тем более не нужна в момент разгрома германских войск под Москвой. Гитлер ждал взаимности: Германия объявила войну Америке, а Япония хотя бы формально, для приличия – объявит войну Советскому Союзу. Но японское правительство выразило глубокую благодарность Гитлеру за объявление войны против США, но войны Советскому Союзу не объявило."

Можем представить, как японские милитаристы впоследствии проклинали себя за эту глупость!

"Союз с Японией позитивных последствий для Гитлера не имел. Только негативные. Крайне негативные. Япония практически втянула Гитлера в войну против США. Так что лучше бы Гитлеру Японию в союзниках не иметь. Дешевле бы обошлось.

Еще союзник – Венгрия. Эта страна имела небольшую хорошо подготовленную армию, но, по словам самого Гитлера (ВИЖ. 1959. N 2. С. 79), не могла быть хорошим союзником Германии просто потому, что у нее не было причин воевать против Советского Союза. Венгрия с большим удовольствием воевала бы против другого германского союзника – против Румынии."

"Взамен" и Венгрия, и Румыния получили советскую оккупацию и коммунизм – на целых полвека.

"Финляндия имела небольшую великолепно подготовленную армию. Однако правительство Финляндии постоянно подчеркивало, что ведет самостоятельную войну против Советского Союза и только за возвращение территорий, захваченных Сталиным в Зимней войне. Генерал-фельдмаршал В.Кейтель на допросе 17 июня 1945 года заявил, что он никогда не сомневался в желании Финляндии не воевать с Советским Союзом и при первой же возможности пойти на переговоры с ним. Гитлер, по словам Кейтеля, с этим был полностью согласен.

Союз с Италией дал результат отрицательный. Своими действиями Муссолини втянул Гитлера в изнурительную и бесперспективную войну на Балканах и в Северной Африке. Генерал-майор В.Ф. фон Меллентин считал, что "вступление в войну Италии явилось для нас несчастьем" (Танковые сражения 1939 - 1945 гг. М. 1957. С. 289). О союзе с Румынией генерал в другом месте выразился крепче."

Ну это генерал напрасно. В Румынии была нефть.

"К Италии как союзнику лично Гитлер относился с пренебрежением. Вот кое-что из "Застольных разговоров": "Там, где власть в руках итальянцев, там полный хаос..." (22 июня 1942 г.) "Они заявили, что "находятся в состоянии войны", но не предприняли никаких военных операций... средний итальянец всего лишь любитель хорошо пожрать, но отнюдь не боец..." (22 июля 1942 г.).

Еще более странным "союзником" была Испания, которая послала одну дивизию на советско-германский фронт, но фактически осталась вне Второй мировой войны. Мнение Гитлера об Испании и генерале Франко: "Большинство населения неисправимые лентяи... Ошеломляющее впечатление произвела гвардейская рота почетного караула, поскольку винтовки у солдат были покрыты таким налетом ржавчины, что из них нельзя было произвести ни одного выстрела... Крайне затруднительно найти в Испании выдающуюся личность, которая могла бы там навести порядок..." (7 июля 1942 г.). "

Удивительно, однако, что Гитлер не попытался принудить Испанию к повиновению.

"В том же духе – о Румынии. Гитлер говорил, что в критической обстановке румынские войска подведут. Это предсказание блестяще подтвердилось под Сталинградом. Кейтель на допросе 17 июня 1945 г. заявил: "Из кампании 1942 года и битвы под Сталинградом я сделал следующие выводы: ...нельзя возлагать никаких военных надежд на союзные государства (Румынию, Венгрию, Италию и др.)".

Вывод правильный, только стоило его делать до Сталинграда, а не после.

Итак, сравним союзников Сталина и союзников Гитлера и ответим на вопрос: кто лучше подготовился к войне?"

В общем, "союзники"-японцы предпочли грабить практически беззащитный Китай, впоследствии ставший в силу наступившей разрухи и анархии коммунистическим Китаем, и обогащаться, следуя сиюминутным интересам и порывам ("здесь и сейчас"), и какое кому дело было до завтрашнего дня?.. Но, если бы они поразмыслили, то пришли бы к выводу, что:

  1. Отнюдь не следует спешить с грабежом Китая: значительную часть сил необходимо отвлечь на Советский Союз;
  2. Незачем вовлекать Америку в войну;
  3. После победы над Советским Союзом и – в случае успеха – дележа его территории с Германией можно не спеша осмотреться и решить, что делать дальше.

Вместо этого было решено решить (прошу прощения за тавтологию) некоторые сиюминутные проблемы с господством на Тихом океане. И вот результат – страна была разгромлена и почти полностью лишена вооруженных сил; американцы могли бы сотворить с ней все, что пришло бы им в голову – например, превратить в свою колонию-источник дешевой рабочей силы, а тех японцев, что лично обогатились на грабеже Китая – сделать людьми более чем среднего достатка; хотя, не станем отрицать, Японию "пронесло" и американцы обошлись с ней более чем милосердно, превратив ее в этакий форпост против Китая – после того как не потрудились установить в Китае про-западный режим. Но это уже вне рамок нашей книги...

"Препарируем" Суворова дальше. "День 'М'", глава 25, "Верил ли Сталин Гитлеру?":

"Коммунисты 50 лет уверяли нас в том, что Сталин верил Гитлеру. Статистикой сии уверения не подтверждаются. Дело обстояло как раз наоборот. Гитлер поверил Сталину и подписал пакт, который создал для Германии заведомо проигрышную ситуацию войны против всей Европы и всего мира. Пакт поставил Германию в положение единственного виновника войны 19 августа 1939 года Сталин начал тайную мобилизацию Красной Армии, после чего Вторая мировая война стала совершенно неизбежной."

Дорогой читатель! Представь себе, что ты этому поверил.

А теперь прочти вот это (читая, помни, что еще никто тогда не называл эту войну "мировой"):

"22 июня 1941 года перед рассветом через пограничный мост в Бресте с советской стороны на германскую мирно простучал эшелон, груженый зерном, а через несколько минут с германского берега ударили артиллерийские батареи и пошли танки Гудериана...

Нам говорят: так случилось потому, что Сталин поверил Гитлеру. И повторяют десятилетиями: Сталин поверил Гитлеру. И приводят факты. Мы верим. Нашу веру трудно пошатнуть, она основана на знании того, что случилось 22 июня. В свете наших знаний действия Сталина представляются глупостью, действия Гитлера – коварством.

Но давайте проявим объективность. Для этого надо на минуту отрешиться от наших знаний последующих событий. Нам надо представить себя в 1939 году, в 1940-м, в первой половине 1941-го и глянуть на события глазами людей того времени. А в те времена известные нам факты воспринимались совсем по-другому, ибо никто не мог знать, к чему советскофашистский сговор приведет, чем все это завершится.

Интересно глянуть на политические карикатуры тех дней. Карикатуристы рисовали Сталина и Гитлера в поцелуе: Гитлер, обнимая Сталина, приставляет ему нож к спине, или – Сталин, обнимая Гитлера, делает то же самое. Или Сталин с Гитлером в обнимку, у каждого одна рука обнимает партнера, другая, свободная, достает пистолет. Потом ситуация изменилась, Гитлер увяз в войне против Запада, изменились и политические карикатуры: у Гитлера обе руки заняты, а у Сталина обе свободны, и он примеряется к топору... Или – германский орел дерется с британским львом, позади большой медведь со сталинскими усами оценивающе поглядывает на драку." (id., ibid.)

Где же мы видим "заведомо проигрышную ситуацию войны против всей Европы и всего мира"?

Вот еще взятые наугад цитаты из "Дня М" (id., ibid.):

'Советский Нарком черной металлургии И.Ф. Тевосян посетил германские танковые заводы в мае 1941 года и ему было показано ВСЕ. (А он плевался, узнав, что в Германии нет танков с противоснарядным бронированием, нет танков с дизельными двигателями, нет танков с широкими гусеницами, нет танков с мощными пушками; Тевосян этому отказывался верить). Если бы Сталин напал на Гитлера в июле, как бы мы сейчас оценили визит советского министра на секретные танковые заводы, где от него ничего не скрывали?

А самолеты Гитлер продавал не только те, что стояли на вооружении Люфтваффе, но и те, что находились в разработке. Гитлер продал самолеты так, что советская сторона имела год на их изучение. Для изучения и покупки германской авиационной техники Сталин отправлял в многократные длительные командировки своих лучших летчиков-испытателей и авиаконструкторов, включая своего референта по вопросам авиации А.С. Яковлева.

Вот его рассказ: "Признаться, меня тоже смущала откровенность при показе секретнейшей области вооружения". (Цель жизни. С. 220). "Сталина, как и прежде, очень интересовал вопрос, не обманывают ли нас немцы, продавая авиационную технику. Я доложил, что теперь, в результате этой третьей поездки, создалось уже твердое убеждение в том (хотя это и не укладывается в сознании), что немцы показали истинный уровень своей авиационной техники". (Там же, с. 247). И тут же реакция Сталина: "Организуйте изучение нашими людьми немецких самолетов. Сравните их с новыми нашими. Научитесь их бить". (Там же).'

Неудивительно, что Яковлева "смущала откровенность при показе секретнейшей области вооружения" и что он "доложил, что теперь, в результате этой третьей поездки, создалось уже твердое убеждение в том (хотя это и не укладывается в сознании), что немцы показали истинный уровень своей авиационной техники". План "Барбаросса" предусматривал почти полное исключение даже намеков на то, что Германия планирует напасть на Советский Союз. Для того и был организован показ секретнейшей техники, чтобы у советских военных не осталось и тени сомнений в том, что Германия нападет. А Германия напала – через месяц.

Признаться, здесь Гитлеру удалось обмануть самого Сталина, который, согласно эпиграфу к все той же главе 25-й, "не верил никому, даже себе".

Интересно, а как "плевались" бы немецкие генералы, если бы узнали всю правду о "советской радиосвязи" (см. главу 12, "Когда радиосвязь – главная причина всех бед: Вермахт против Советской Армии")?

'Гитлеру не удалось захватить Ленинград. Причин много. Среди них – мощь береговых укреплений, возводимых вокруг города со времен Петра до сталинских времен включительно. В 1940 году береговые батареи на Балтийском море (орудийные башни весом в несколько сот тонн каждая) возводили с помощью германских плавучих кранов фирмы "Демаг".'

Но что же такого ценного было тогда в Ленинграде и ради чего его надо было захватывать ценой относительно больших потерь? Танковый и некоторые другие заводы враг успел эвакуировать, оборона города тоже довольно мощная (хоть и вполне преодолимая), мирных жителей Ленинграда в подневольные работники Вермахт вроде брать не особенно стремился: и так множество их захвачено в других городах и селах... В общем, немцы поставили вокруг Ленинграда блокирующую группировку и пошли дальше. (Правда, можно было бы город попытаться захватить и "залить водой", как грозились сделать с Москвой – столицей Советского Союза. Получился бы этакий символический жест: "колыбель великой октябрьской социалистической революции по "уши" в воде". Но дело в том, что немцы не тратили людей ради столь монументальных "символических жестов". Это прерогатива исключительно советских.)

А вот что сказано в заключение "Дня М" (последние строки главы 25, "Верил ли Сталин Гитлеру"):

"Но завершить тайную мобилизацию Сталин не успел. Гитлер нанес удар в момент, когда Красная Армия и весь Советский Союз находились в самой неудобной для отражения нападения ситуации – сами готовили нападение…

В последний момент перед нападением Красная Армия была так же уязвима, как бывают уязвимы преступники на открытой площади, если их план раскрыт охраной, если охрана начала стрелять. У Сталина было все рассчитано до каждого шага, до каждой секунды, а проснувшийся Гитлер одним выстрелом испортил все...

Давайте представим, мы с вами наготовили веревки, лестницы, динамит для подрыва стен, ключи и отмычки, и вдруг после первого выстрела охраны все это становится ненужным, и мы вынуждены спасаться бегством..."

Действительно, момент начала плана "Барбаросса" был выбран мастерски. Непонятно только, почему Советская Армия бежала. Ведь в обоих "сравнениях" преступники совсем не обязаны бежать, они могут, например, открыть ответный огонь.

Правда, "огонь" Советская Армия тоже открыла, но сделала это так бездарно, что лучше бы она этого не делала. Об этом – ниже, начиная с следующей главы.

Итак, основной союзник милитаристской Японии был, скажем так, "далеко не дурак", что и подтвердилось в ходе реализации операции "Барбаросса" (превентивного удара) и многих других, скажем, в операции под Харьковом в феврале-марте 1942 года и в Крыму весной того же года: окружение и разгром соответственно 4-х (!) и 3-х советских армий силами двух немецких (по одной в каждом случае), причем о внезапном нападении, как 22 июня 1941 года, не могло быть и речи. Хотя, по правде сказать, неумно немцы поступили, что не заготовили (вернее говоря, не заготовили так, чтобы получить их вовремя) зимних тулупов на зиму 1941-42 гг. Давно бы взяли Москву, к вящему своему воодушевлению, даже без японцев. Ну да это были их проблемы.

Продолжим.